V. Сон Дирка
На следующий день после свидания Монтальво с Черной Мег Дирк получил послание, принесенное денщиком, с напоминанием об обещании пообедать с графом в этот вечер. Дирк не помнил, чтобы он давал подобное обещание, но вспомнив со стыдом, что многое из случившегося за ужином весьма неясно у него в памяти, он решил, что и обещание относится к числу этих вещей.
И таким образом Дирку, против воли, пришлось отвечать, что в условленный час он будет у графа.
Это было уже третье, что раздосадовало Дирка в тот день. Во-первых, он встретил Питера ван де Верфа, который сообщил ему, что весь Лейден толкует о Лизбете и капитане Монтальво, который, говорят, ей очень нравится. Потом, когда Дирк отправился к Лизбете ван Хаут, ему сказали, что она поехала кататься в санях с теткой, чему он не поверил, так как наступила оттепель и испортила дорогу. Он мог бы еще усомниться в своем предположении, если бы, переходя через дорогу, не увидал красивого лица тетушки Клары, выглядывавшего из-за гардин верхнего этажа. Он так и сказал Грете, отворившей ему дверь.
— Очень жаль, если менееру чудятся вещи, которых нет, — невозмутимо заявила служанка. — Я уже сказала менееру, что барышня и тетушка уехали кататься.
— Знаю, Грета, только что им за охота кататься в такую слякоть?
— Не знаю, менеер. Они делают, что им вздумается. Не мое дело спрашивать, почему им так угодно.
Дирк посмотрел на Грету и убедился, что она лжет. Опустив руку в карман, он, к своей досаде, заметил, что забыл кошелек. Тогда ему пришла было мысль поцеловать девушку и таким образом вытянуть у нее правду, но, подумав, что она может рассказать это Лизбете и испортить все дело, он покорился своей участи и, ограничившись словами: «В самом деле!», ушел.
— Глупый! — рассуждала про себя Грета, глядя ему вслед. — Он знал, что я лгу, почему же он прямо не вошел, отстранив меня? Ах, менеер Дирк, смотрите, как бы этот испанец не выхватил у вас дичь из-под носу. Конечно, он гораздо интереснее вас. Надоели мне эти лапчатые лейденцы, которые не решаются даже осла позвать, боясь, как бы он не закричал. Между такими святыми приятно, ради разнообразия, встретить человека позлее.
После этого Грета, у которой, как у уроженки Брюсселя, в жилах текла французская кровь, пошла наверх доложить своей госпоже о происшедшем.
— Я не просила тебя говорить неправду, будто я уехала кататься. Я приказала только ответить, что меня нет дома, и прошу передать то же капитану Монтальво, если он придет, — сказала Лизбета с некоторым раздражением, отпуская Грету.
В действительности ей было грустно, досадно и совестно перед собой за это. Все так не ладится, а несноснее Дирка нет человека на этом свете. Из-за его недогадливости и неповоротливости теперь ее имя произносится вместе с именем Монтальво за всеми столами Лейдена. И вдруг еще ко всему она узнает из записки, присланной Монтальво с извинением, что он не сделал ей визита после вчерашнего ужина, будто Дирк обедает с ним сегодня. Отлично, пускай себе! Она сумеет отплатить ему и готова действовать сообразно его поступкам.
Так думала Лизбета, в досаде топая ножкой. На душе же у нее было тяжело. Она очень хорошо сознавала, что любит Дирка, и, как ни странна была его сдержанность, видела, что он любит ее. А между тем она чувствовала, что их как будто разделяет широкая река. Сначала это был ручеек, но теперь он превратился в поток. И что хуже всего, испанец был на одном берегу с ней.
Несколько преодолев свою досаду и застенчивость, Дирк заметил, что ему очень приятно обедать у Монтальво. Кроме него было еще трое гостей: два испанских офицера и один голландец, сверстник Дирка по годам и положению, по фамилии Брант. Его отец был почтенным и богатым золотых дел мастером из Гааги, отправившим сына в Лейден, чтобы тот изучил некоторые секреты у одного из ювелиров, знаменитого изяществом своих произведений. Обед и сервировка были безукоризненны. Но лучше всего оказалась беседа, ведшаяся в таком тоне, какого Дирк никогда не слыхал за столом у людей своего класса. Нельзя сказать, чтобы разговор был особенно свободный, нет, но это был разговор очень образованных людей, много путешествовавших, видевших многое и лично принимавших участие во многих трагических событиях времени, — людей, не зараженных религиозными предрассудками и старавшихся прежде всего сделать свое общество приятным и полезным для гостя. Хеер Брант, недавно приехавший из Гааги, оказался умным и воспитанным человеком, получившим более глубокое образование, чем большинство людей его круга, и привыкшим встречаться за столом своего отца, гаагского бургомистра, с людьми самых различных классов и состояний. Там же он познакомился и с Монтальво, который теперь, встретившись с ним на улице, пригласил его к обеду.
Когда убрали со стола, один из испанских офицеров поднялся, прося извинить его, так как ему необходимо было уйти по делам службы.
После его ухода Монтальво предложил сыграть партию в кости. Дирку хотелось бы отказаться, но он не решился, боясь показаться смешным в глазах блестящих светских людей.
Игра началась и, так как она оказалась очень незамысловатой, Дирк скоро усвоил все ее приемы и даже стал находить в ней удовольствие. Сначала ставки были невысокие, но постепенно они удваивались. Наконец Дирк заметил с удивлением, что он ставит значительные суммы и выигрывает. Потом счастье несколько изменило ему, но, когда игра закончилась, он оказался в выигрыше на триста пятьдесят флоринов.
— Что мне с ними делать? — спросил он, видя, как проигравшие с весьма понятными вздохами подвигают ему деньги.
— Что делать? — со смехом переспросил Монтальво. — Вот так младенец! Ну, купите вашей или чужой даме сердца подарок. Нет, я вам посоветую лучшее употребление: угостите нас завтра у себя самым изысканным обедом, какой можно изготовить в Лейдене, а потом дайте случай вернуть часть нашего проигрыша. Идет?
— Если вам будет угодно, господа, — скромно согласился Дирк. — Хотя мой дом недостоин такого общества.
— Конечно, угодно! — в один голос заявили все трое, и, назначив час встречи, собеседники разошлись. Брант дошел с Дирком до порога его дома.
— Я собирался к вам завтра, — сказал он, — с рекомендательным письмом от отца, хотя вряд ли в нем была нужда. Ведь мы троюродные братья: наши матери были двоюродными сестрами.
— Да, правда. Мать часто говорила о сестре из Гааги, которой очень гордилась, хотя почти не знала ее. Очень рад, надеюсь, мы подружимся.
— Уверен, что так, — отвечал Брант и, взяв Дирка за руку, пожал ее особенным образом, так что Дирк вздрогнул и оглянулся.
— Тихо! — продолжал Брант. — Не здесь! — и они продолжали разговор о знакомых», с которыми только что расстались, и о сегодняшней игре, причем Дирк высказал сомнение о бесполезности подобного развлечения.
Молодой Брант пожал плечами.
— Мы живем в мире, — сказал он, — поэтому должны научиться понимать мирское. Если, рискуя несколькими золотыми, потеря которых не разорит нас, мы получаем возможность лучше познакомиться со светом, то я готов пожертвовать деньгами, особенно если это поможет нам наладить хорошие отношения с теми, с кем при существующих обстоятельствах благоразумие велит вести дружбу. Только, если вы позволите мне сказать вам это, не пейте больше, чем можете переносить. Лучше проиграть тысячу флоринов, чем обронить одно слово, которое не в состоянии будешь потом припомнить.
— Знаю, знаю, — отвечал Дирк, вспомнив об ужине у Лизбеты, и простился с Брантом у дверей своей квартиры.
Подобно большинству голландцев, Дирк, задумав сделать что-нибудь, стараться сделать это как можно лучше. Теперь, обещав дать обед, он желал дать вполне хороший обед. При обычных условиях он, конечно, прежде всего посоветовался бы с кузиной Лизбетой и тетушкой Кларой. Но после истории с катанием, чистейшей выдумкой, как удостоверился Дирк, расспросив кучера, которого встретил случайно, самолюбивому молодому человеку не хотелось идти к своим родственницам. Поэтому он сначала обратился к своей квартирной хозяйке, почтенной даме, а потом, по ее совету, к хозяину лучшей гостиницы в Лейдене, человеку находчивому и опытному. Хозяин гостиницы, зная, что такой заказчик заплатит хорошо, охотно взялся за дело, и к пяти часам следующего дня целый отряд поваров и других слуг взбирался на лестницу квартиры Дирка, неся всевозможные кушанья, способные, как предполагалось, возбудить своим видом аппетит высокопоставленных гостей.